12 полотен П. Хессе.
1. Сражение при Клястицах 19-го июля
После того как выяснились неудобства дрисского лагеря, и он
был покинут, на Двине оставили для прикрытия дороги в
Петербург корпус русской армии под начальством графа Петра
Христиановича Витгенштейна, который тотчас же очутился в
затруднительном положении. С запада ему угрожал Макдональд,
направленный Наполеоном против Риги, с востока — Удино,
имевший специальное поручение войти в связь с Макдональдом и
развить совместные действия против Витгенштейна. Макдональд,
выделив часть своих войск для осады Риги, сам остался в
Якобштадте с целью постройки мостов через Западную Двину и
переправы на правый ее берег, где находился и Витгенштейн.
Оба французских маршала имели намерение, зайдя в тыл
Витгенштейну, соединиться в Себеже на Псковской дороге и тем
совершенно отрезать русский корпус от Пскова, назначенного
ему базой. Но Витгенштейн предупредил французов. После того
как удачные разведки его авангарда под начальством генерала
Кульнева, сопровождавшиеся успешными отдельными схватками с
неприятелем, выяснили ему намерения Удино, Витгенштейн решил
перейти в наступление, чтобы не допустить соединения Удино с
Макдональдом. С этою целью он двинулся противнику на
перерез, расчитывая занять раньше его селение Клястицы на
дороге из Полоцка в Псков. Это Витгенштейну не удалось,
французы вступили в Клястицы раньше его. Тем не менее
Витгенштейн продолжал свое движение, намереваясь дать
неприятелю решительный бой. Дело началось 18-го июля, около
2-х часов дня, столкновением у деревни Якубово, отстоящей от
Клястиц на 3 версты, нашего авангарда с дивизией Леграна.
Упорный бой прекратился лишь поздно вечером. Ночью граф
Витгенштейн сосредоточил у Якубова все свои силы и в 3 часа
утра, 19-го июля, возобновил атаку.
Действия с нашей стороны, имевшие переменчивый успех,
кончились тем, что французы не выдержали нашего упорного
натиска и отошли на вторую позицию, на песчаные высоты
праваго берега реки Нищи. «Быстрое движение дивизии Берга, —
доносил граф Витгенштейн Императору Александру, - ободряемой
примером всех начальников, мужественное нападение всех
полков, жестокое дейcтвиe артиллерии, управляемой князем
Яшвилем, в миг решили участь сражения. Неприятель бежал к
песчаным высотам Нищи». Но и там ему удалось удержаться не
надолго, так как последующим столь же энергичным натиском
Витгенштейн заставил французов отступить на другой берег
реки, где они и укрылись, пользуясь строениями селения
Клястицы. Было это в 8 часов утра. А затем разыгрался
заключительный акт сражения, изображенный на воспроизводимой
картине. Витгенштейн усиленно теснил французов. Их
артиллерия и стрелки, пользуясь прикрытием домов, энергично
отстреливались, не допуская нас перейти через реку.
Витгенштейн послалъ свою кавалерию влево, вверх по течению
реки, приказал выстроить там мост, перейти на другую сторону
и ударить на правый фланг Удино. Между тем этот последний,
узнав о таком намерении Витгенштейна, начал отступать и
чтобы воспрепятствовать нашей атаке, зажег единственный
мост, находившийся у самого селения.
Но это не остановило решимости русских. Произошло одно из
тех дел, которые на войне часто сразу изменяют весь ход
событий. По приказанию Витгенштейна, Павловские гренадеры,
ныне лейб-гвардии Павловский полк, густой колонной бросились
на мост, не обращая никакого внимания на дым и пламя, и
рискуя каждую минуту, что доски под ними подломятся, и они
рухнут в воду. Французы энергично сопротивлялись, но их
мужество уже было ни к чему. Недалеко от моста оказался
брод, и через него переходили рота артиллерии и Ямбургский
уланский полк. В то же время наша пехота все прибывала и
прибывала, Клястицы были взяты, Удино перешел в решительное
отступление по дороге к Полоцку, будучи преследуем отрядом
генерала Кульнева. «Французы, — доносил Витгенштейн,
спаслись только помощью лесистых мест и переправ через
маленькие речки, на которых истребляли мосты, чем затрудняли
почти каждый шаг и останавливали быстроту нашего за ними
преследования, которое кончилось вечером». 17.000 русских
одержали решительную победу над 20.000 французов, не смотря
на все их мужество, не смотря на то, что неприятеля пришлось
выбивать последовательно с трех позиций. Этот успех графа
Витгенштейна имел большое значение, потому что благодаря ему
прекратилось движение неприятельской армии к Пскову.
К сожалению, известие об этой победе, встреченное с большой
радостью в Петербурге, было омрачено смертью одного из
выдающихся героев Отечественной войны, генерал-майора Якова
Петровича Кульнева. В отряде Витгенштейна он начальствовал
авангардом и успел еще до битвы при Клястицах совершить ряд
смелых блестящих подвигов, молва о которых прославила его
имя по всей России. В сражении при Клястицах Кульнев снова
отличился, а когда началось преследование отступавших
французов, он отбил почти весь их обоз и до 900 человек
пленных. Но на другой день, 20-го июля, Кульнев слишком
увлекся этим преследовашем, наткнулся на главные силы Удино,
бросился в бой, не обращая внимания на численное
превосходство неприятеля, былъ разбит, и во время
отступления пушечное ядро оторвало ему обе ноги выше колена.
Тем не менее моральное значение этой победы было чрезвычайно
велико и явилось как нельзя более во время, так как известия
с главного театра войны, где Наполеон теснил обе наши армии
под начальством Барклая де Толли и князя Багратиона,
приходили не особенно утешительные. Сообщеше о победе
Витгенштейна заставило общество прибодриться, появились
проблески надежды на то, что русское оружие, до этой войны
стяжавшее столько победоносных трофеев, в конце концов
одержит верх и над самим Наполеоном. Граф Витгенштейн
получил щедрую награду: орден Св. Георгия 2-й степени и
пенсию в 12.000 р.
2. Сражение под Красным 2-го августа
Красный — небольшой уездный город Смоленской губернии,
имеющий в настоящее время 3.537 жителей и отстоящий от
Смоленска в 49 верстах. Здесь разыгралось одно из тех
геройских дел, которое в истории 1812 г. известно под именем
«подвига Неверовского».
Положение дел на театре войны было следующее: наши армии,
1-я под начальством генерала от инфантерии и военнаго
министра Барклая де-Толли и 2-я — князя Багратиона,
соединились 22-го июля под стенами Смоленска. Это событие
имело весьма важное значение, ибо в нем видели залог
прекращения отступления русской армии в глубь страны; план
действий должен был измениться, армии русской надлежало
перейти в наступление — таковы были требования, исходившие
из среды военных, несогласных с тактикой Барклая и
находивших себе опору в голосе всего русского общества.
Уступая им, Барклай предпринял следующее: он направил обе
армии навстречу Наполеону, по правой стороне Днепра, 1-ю по
Пореческой дороге и 2-ю по Рудненской, но не удаляясь
слишком далеко от Смоленска, причем много времени прошло в
различных маневрированиях и передвижениях армии с одной
дороги на другую. Наполеон же в свою очередь возымел
намерение обойти обе наши армии, занять Смоленск и отрезать
нас от московской дороги. Во исполнение этого плана вся
французская apмия 2-го августа переправилась на левый берег
Днепра и двинулась по смоленской дороге, не ожидая никакого
серьезного противодействия. Но вышло иначе. В городе
Красном, через который лежал путь неприятельской армии,
стояла 27-я пехотная дивизия, численностью в 8000 человек,
под начальством генерала Дмитрия Петровича Неверовского. И
вот здесь он явил беспримерное величие духа, напомнившее
твердость древних спартанцев.
В авангарде французской армии шел король Неаполитанский,
Иоахим Мюрат, с 15.000 кавалерии; за ним следовал маршал Ней
с пехотой. Вся эта масса войск в три часа дня, 2-го августа,
обрушилась на Красный и встретила здесь со стороны
Неверовского ожесточенное сопротивление. Отряд конницы,
бывший в его распоряжении, без труда оказался рассеянным
Мюратом. Неверовский выказал большую предусмотрительность с
самого начала, отправив назад по дороге к Смоленску 50-й
егерский полк и два конных орудия. Сам же он первоначально
расположился с пехотой за городом, но затем, видя перед
собой слишком неравные силы и опасаясь быть обойденным с
тыла, предпринял искусное отступление к Смоленску, все время
заботясь о том, чтобы, терпя самому как можно меньше потерь,
причинить неприятелю чувствительный урон. Сохранились слова,
которыми Неверовский воодушевлялъ своих солдат:
«Ребята! помните, чему вас учили; никакая кaвaлepия не
победитъ вас; только стреляйте метко, не торопясь; никто не
смей начинать без моей команды!»
Тотчас же, как рассказывает А. И. Михайловский-Данилевский в
своем «Описании Отечественной войны 1812 года», произошло
следующее: «неприятель мчался с двух сторон. Его подпустили
на ближайший ружейный выстрел. Неподвижное, как будто
окаменелое каре, не внимая происходившему вокруг него
бурному смятению гонимых и быстро преследующих, стояло
безмолвно, стройно, как стена. Загремело начальническое:
«Тревога!» Барабаны подхватили; батальный прицельный огонь
показался круглою дробью и в миг французские всадники и их
лошади устлали землю. У нас ударили отбой пальбы. «Видите
ребята, сказал Неверовский в восторге, как легко исполняющей
свою обязанность пехоте побуждать кавалерию; благодарю вас и
поздравляю!»
А затем совершилось чудо беспримерной храбрости. Медленно
отступая под непрерывным натиском великолепной кавалерии
Мюрата, наши герои дорогой ценой продавали французам каждый
свой шаг. Пули градом сыпались на французских кавалеристов,
а когда последним удавалось приблизиться вплотную к нашим
каре, их встречали штыками. Дело с нашей стороны чрезвычайно
облегчалось тем, что отряд Неверовского двигался по широкой
почтовой дороге, которая с обеих сторон была обсажена
плотными рядами больших берез, послуживших естественным
прикрытием против атак конницы. Между дорогой и открытым
полем тянулись глубокие рвы, что также затрудняло операции
французской кавалерии. На картине все это очень хорошо
видно. Вот между двух рядов деревьев, плотно сомкнутыми
рядами стоят русские солдаты, стреляют, заряжают, снова
стреляют, посылая смерть французам. В глубине, в треугольной
шляпе и с поднятой обнаженной шпагой виднеется сам генерал
Неверовский. А со стороны поля ураганом несется французская
кавалерия и... обращается вспять, не будучи в силах под
градом русских пуль проникнуть сквозь естественное
заграждение, образуемое стволами берез.
Так шло дело до самого вечера, когда отряд Неверовского,
потеряв около полуторы тысячи человек, очутился под защитой
тех двух орудий, которые раньше были отосланы к Смоленску и
теперь, открыв огонь по неприятелю, вообразившему, что он
наткнулся на сильное подкрепление, вынудили его
остановиться. К ночи Неверовский подошел к Смоленску, не
доходя до города на шесть верстъ. Беспримерный подвиг
Неверовского вызвал справедливое удивление самих французов,
воздавших ему должное. Один из французских историков
говорит: «Красненское дело являет достопамятный пример
превосходства хорошо обученной и хорошо предводимой пехоты
над конницею». Другой, секретарь Наполеона, замечает: «самая
блистательная храбрость наших солдат истощалась; ударяя в
густую колонну, они рубили ее, но не могли сломить». Третий
восклицает: «Неверовский отступал как лев». Донося об этом
деле Императору Александру, князь Багратион выразился так:
«Нельзя довольно похвалить храбрости и твердости, с какою
дивизия, совершенно новая, дралась против чрезмерно
превосходных сил неприятельских. Можно даже сказать, что
примера такой храбрости ни в какой армии показать нельзя!»
3. Сражение под Смоленском 5-го августа
Наполеон, двигаясь к Смоленску, преследовал одну цель:
заставить русскую apмию принять генеральное сражение. Кроме
того узнав, что обе наши армии еще 25-го июля отошли к
Рудне, в Смоленске же для защиты города остался лишь корпус
Раевского, Наполеон решил во что бы то ни стало овладеть
Смоленском раньше, чем наши армии успеют туда вернуться, и
отбросить их от московской дороги. Это ему не удалось.
Оказавшийся на его пути, Неверовский успел уйти в Смоленск и
увеличить гарнизон города, и хотя Наполеон и подошел к
Смоленску утром 3-го августа, в то время, как наши армии еще
находились в пути, хотя он 4-го августа и предпринял
наступление на город, тем не менее корпус Раевского и
дивизия Неверовского оказали в течение целого дня такое
упорное сопротивление, что все усилия, участвовавших в этом
бою, войск Нея и Даву овладеть Смоленском остались тщетны, а
тем временем подошли и обе наши армии, сначала, к вечеру
4-го августа, 2-я, князя Багратиона, ночью — 1-я, Барклая
де-Толли.
Ждали, что Барклай даст Наполеону решительное сражение. Но
он, оставаясь верным своей тактике - заманивать неприятеля
как можно дальше вглубь страны, предпринял следующее: рано
утром, 5-го августа, перевел 2-ю армию Багратиона на
московскую дорогу, сам остался на правом берегу Днепра, а из
состава предводимой им 1-й армии выделил для обороны
Смоленска 20.000 человек под общим начальством Дохтурова.
Наполеон в 8 часов утра начал бомбардировать Смоленск из 150
орудий, а в 4 часа дня повел войска на штурм, имея в своем
распоряжении 150.000 человек против 20.000 Дохтурова. Над
древним городом точно пронесся адский ураган. Сто пятьдесят
железных пастей непрерывно изрыгали огонь, дым, слали
безконечное множество ядер и гранат, и вся эта смертоносная
туча сыпалась на город.
Его крепкие, столетия простоявшие, высокие стены спокойно
выдерживали ожесточенную канонаду, но снаряды перелетали в
город, неся с собою гибель и разрушение. Ядра впивались в
стены домов, и тогда в них образовывались зияющие бреши;
гранаты рвались на куски, и их чугунные брызги, разлетаясь
далеко в стороны, ранили солдат и мирных жителей; то в одном
конце города, то в другом, от тех же снарядов вспыхивали
пожары, которых некому было тушить, и огненная стихия
свободно разливалась по всему Смоленску. Из 2.250 домов его,
лавок и заводов уцелело только 350. Ни в чем неповинных
жителей обуяла паника; одни искали спасенья в подвалах своих
домов; другие, забрав кое-какой домашний скарб, нагрузив его
на телеги, усадив туда же женщин и детей, спешили вон из
города, куда глаза глядят, только бы подальше от этого гула,
грохота, треска взрывающихся снарядов, свиста пламени,
пожиравшего деревянные постройки. Весь этот кромешный ад,
эту фантасмагорию войны хорошо можно понять, глядя на
воспроизводимую картину, где на заднем плане вздымаются к
небу тучи дыма и столбы пламени над горящим городом, впереди
по дороге безпорядочной массой идут и едут ищущие спасения
жители, а налево под деревом видна фигура сидящего Барклая
де Толли, наблюдающего за ходом дела; рядом с ним стоит один
из знаменитых героев Отечественной войны Алексей Петрович
Ермолов.
Среди героев, отстаивавших Смоленск, особенно отличился
генерал-лейтенант граф Петр Петрович Коновницын. Обладая
совершенно исключительной неустрашимостью, презирая смерть,
Коновницын весь день провел в непрерывном наблюдении за
действиями наших войск, появляясь всегда в самых опасных
местах, и, будучи ранен пулей в руку, все-таки не покинул
поля битвы и до самого вечера даже не позволил сделать себе
перевязку.
Вечером канонада стихла. Дохтуров блистательно исполнил
возложенную на него задачу — удержать французскую армию от
возможности помешать отступлению наших главных сил. Барклай,
не видя более необходимости отстаивать горящий город,
приказал Дохтурову очистить его, что и было исполнено в ночь
с 5-го на 6-е августа, и сам, сделав кружное движение,
отступил на Московскую дорогу. Французы заняли Смоленск. Но
это взятие древнего русского города было не радостно.
Разоренный, опустошенный, весь в огне, он не мог служить
пристанищем хотя бы для кратковременного отдыха и производил
угнетающее впечатление. Рассказывают, что 7-го августа
Наполеон посетил городской собор, наполненный больными,
старыми, женщинами и детьми, которые, обезумев от ужасов
бомбардировки, молились, стонали, плакали, или с тупой
покорностью ожидали смерти. Наполеон был потрясен. Между тем
события складывались так, что хотя у Наполеона даже зрела
первоначально мысль остаться зимовать в Смоленске, нужно
было идти дальше, вглубь неведомой страны, среди населения,
выказывавшего безпредельную враждебность. «Нам предстояла, —
говорил впоследствии Наполеон, — новая Испания, но Испания
без границ, без городов и без средств». Москва рисовалась
французам каким-то обетованным краем, где сами собою
окончатся все тяготы труднейшего похода, и, увлекаемый этим
призраком, Наполеон, пркинув обгорелые развалины Смоленска,
двинулся следом за отступавшей перед ним русской армией. Но
предварительно он отсюда послал впервые Императору
Александру предложение о мире, на которое Александр ответил
молчанием.
4. Сражение при Валутиной горе, 7-го августа
Когда Барклай де-Толли решил отступить с армией на
московскую дорогу, он не мог сделать этого прямо, так как
ему тогда пришлось бы идти четыре версты по правому берегу
Днепра, подвергаясь расстрелу со стороны французов,
занимавших левый берег. Поэтому он предпринял кружное
движение: направился сперва по петербургской дороге, а потом
стал выходит на московскую у селения Лубина. Между тем
неприятель не терял времени даром и, наведя в ночь на 7-е
августа мосты через Днепр, очутился на более коротком
расстоянии от Лубина, чем русская армия, успешному движению
которой мешала плохая окольная дорога, вдобавок перерезанная
оврагами с речками, что особенно затрудняло проход
артиллерии. Перед французами возникла заманчивая задача
отрезать русской армии выход на московскую дорогу. И вот для
исполнения ее устремились против наших войск корпуса Нея и
Жюно, кавалерия Мюрата, и к ним впоследствии присоединился
корпус Даву.
Но рассчеты французов не оправдались. Не доходя Лубина, они
встретили отряд наших войск под начальством генерала Тучкова
3-го. Последний по собственному почину совершил вовсе не то
движение, которое ему было назначено по диспозиции, а
именно, выйдя проселками на большую дорогу, он вместо того,
чтобы повернуть налево к Бредихину, обратился вправо, ближе
к Смоленску, и загородил французам путь к Лубину. Перед
Тучковым 3-м обрисовалась вполне определенная задача —
удерживать неприятеля до тех пор, пока все корпуса русской
армии не проследуют мимо Лубина, задача тем более трудная,
что первоначально, когда Тучков только еще становился на
позицию у Валутиной горы, его отряд насчитывал всего лишь
3.000 человек, каковое число впоследствии, через двукратный
подход подкреплений, возросло до 8.000 человек. И тем не
менее Тучков мужественно выдержал натиск неприятеля в
количестве 20.000, чему способствовало умелое расположение
сил в местности, природные условия которой помогали успешной
защите с нашей стороны. На высотах стояли орудия, в
кустарниках, обильно покрывавших собою берега речки
Строгани, засели егеря. Наш артиллерийский огонь причинял
неприятелю сильный урон, равным образом последний никак не
мог справиться с егерями. Когда же пришлось отступить на
другую сторону речки, поспешно разобрали, бывший на ней,
единственный мост, чем воспрепятствовали атаке французской
кавалерии. Между тем маршал Ней, правильно оценивая значение
Лубина, употреблял неимоверные усилия, что бы отбросить за
него отряд Тучкова, и с этой целью возобновлял одно
нападение за другим, подкрепляя сражавшихся свежими силами..
Но и Тучков не остался в одиночестве.
Когда на место действия прибыл Барклай де-Толли, он тотчас
же приказал идти к Тучкову на помощь Коновницыну с дивизией
и графу Орлову-Денисову с 1-м кавалерийским корпусом,
последнему в особенности за тем, что бы воспрепятствовать
атаке конницы Мюрата, имевшего намерение обойти наш левый
фланг. Разумные, предусмотрительные распоряжения графа
Орлова-Денисова и энергичные действия всех, находившихся под
его начальством, кавалерийских полков привели к тому, что
неприятель нигде не имел успеха, несмотря на неоднократно
повторявшиеся им попытки атаковать. Столь же решительно
действовали и пехотныя части, не допускавшие французов
вперед, и наконец цель всего этого отважного предприятия
увенчалась успехом: последние русские войска, под
начальством Багговута и барона Корфа, благополучно вышли на
большую дорогу. Дело было уже вечером. Сражение все еще
продолжалось, ибо маршал Ней упорствовал в нападениях. Когда
совсем стемнело, на наши войска внезапно и с большой
стремительностью ударила дивизия Гюдена, но также без
особого успеха, это было последним усилием со стороны
французов и сражение прекратилось.
Искусный стратегически расчет наших военачальников, личная
их храбрость, заразительно действовавшая на окружающих,
доблесть и стойкость солдат, меткость артиллерийского огня,
ожесточенность штыкового боя — все соединилось здесь для
того, что бы дать перевес русскому оружию. Много помогло
также несогласие в самый решительный момент, происшедшее
между Жюно и Мюратом вследствие того, что тут не было
Наполеона, который один мог связать действия своих
подчиненных. Дело с нашей стороны омрачилось тем, что Тучков
3-й, ударивший в штыки на неприятеля с гренадерским полком,
потерпел в этой схватке неудачу и сам, израненый, попался в
плен. Но все-таки цель оказалась достигнутой: удержанный
геройским сопротивлением русских, неприятель дальше не
двинулся, и главные наши силы благополучно отошли по
московской дороге.
Дело это было весьма кровопролитно. Мы потеряли от 5-ти до
6-ти тысяч человек, в то время как французы — около 9-ти
тысяч. Погиб также французский генерал Гюден, с особым
рвением кинувшийся в атаку на наши войска.
Воспроизводимая здесь картина этого боя хорошо передает
жуткое настроение, создаваемое ужасами войны. Холмистая,
поросшая лесом, тихая русская равнина, где незадолго перед
тем царило спокойствие мирного крестьянского труда, вдруг
превратилась в арену кровопролитного столкновения между
людьми. Густой дым застлал всю окрестность, далеко по холмам
покатился орудийный гром, затрещала перестрелка, посыпались
ядра, засвистали пули, земля содрогнулась от топота
несущихся коней и мернаго шага тысяч ног, пролилась кровь,
смачивая почву, которая доселъ питалась лишь дождевой водой,
да утренними росами, и стоны раненых, вздохи умирающих,
понеслись к небесам. Смерть пожала обильную жатву... И все
это только потому, что откуда-то из далекой, чуждой русскому
страны пришел человек, которому мало было покорить Европу,
ему казалось необходимым наступить пятою на пол-мирa. И в
жертву этому одному человеку были обречены сотни тысяч,
миллионы драгоценных жизней...
5. Сражение при Бородине, 26-го августа
Высоты, лежащие впереди деревни Семеновской, сделались
местом; где в продолжении великого дня Бородина кипел едва
ли не самый упорный бой. Перед деревней находился довольно
глубокий овраг, служивший руслом речке Семеновке; ниже
деревни в Семеновку впадал ручей Каменка; на территории
между этими двумя речками, имеющей форму клина, и находились
Семеновские высоты — очень важный пункт нашей позиции, на
котором были возведены три флеши, т. е. полевые укрепления,
получившие наименование Багратионовых; к началу сражения они
были заняты сводной гренадерской дивизией графа Воронцова.
Полагая чрезвычайно важным разгромить левый фланг русской
армии, Наполеон рано утром, 26-го августа, предпринял самые
решительные действия против войск, составлявших этот фланг и
находившихся под общим начальством князя Багратиона. В атаку
пошли корпуса Даву, Нея и Жюно совместно с кавалерией
Мюрата, бывшей также в составе трех корпусов. Эта первая
атака не имела успеха, так как французам пришлось
пробираться через лес, строиться в колонны по выходе из
леса, а здесь они попадали под огонь нашей артиллерии,
причинявший им значительный урон. Когда же неприятель
возобновил атаку, положение наше сделалось настолько
угрожаемым, что князь Багратюнъ вынужденъ былъ подкрепить
дивизiи Воронцова и Невъровскаго всъми воинскими частями,
какие только были у него под руками, и грянул жестокий бой.
130 орудий французской артиллерии не переставая слали на
войска Багратиона тучи смертоносного свинца.
С нашей стороны отвечали тем же. В облаках дыма, под
перекрестным огнем, при страшном грохоте пушек, французы
двинулись вперед, и достигли наконец флешей. Здесь их
встретила дивизия Воронцова, которая дала им такой отпор,
что сам Воронцов впоследствии говорил про свою дивизию: «она
исчезла, но не с поля сражения, а на поле сражения». По всей
линии расположения войск Багратиона кипел кровопролитный
бой, который еще усилился, когда на место действия явился
Коновницын со свежими силами. Храбрость обнаруженная его
дивизией, отлично характеризуется следующими словами
Коновницына из донесения князю Кутузову: «презирая всю
жестокость неприятельского огня, полки пошли на штыки, и с
словом: ура! опрокинули французов, привели в крайнее
замешательство их колонны и заняли высоту, с самого начала
сражения упорно защищаемую». С обоих сторон легло множество
убитых и раненых.
После некоторого перерыва, когда время близилось уже к
полудню, Наполеон предпринял новую, еще более упорную атаку
на Багратиона. Уже 400 орудий, вместо 130-ти, начали
артиллерийский бой; с нашей стороны им отвечало более 300.
Не обращая внимания на смертоносный дождь снарядов, французы
устремились вперед с такой геройской отвагой, что у самого
Багратиона, созерцавшего эту потрясающую картину, вырвалось
одобрительное восклицание. Затем все смешалось в каком-то
невообразимом хаосе, где нельзя было различить своего от
чужого, и где перепутались все роды оружия. Дрались с
ожесточением, превосходившим всякое вероятие, стихийная сила
владела в этот момент душами людей, увлекая их на путь
беспощадного взаимного истребления. И наконец случилось горе
для русской армии, она понесла непоправимую потерю: осколок
чиненого ядра поразил князя Багратиона в правую ногу,
причинив ему жестокое раздробление берцовой кости.
Этот трагический момент и увековечен на воспроизводимой
картине, где в центре изображен полулежащий на земле раненый
князь Багратион и, не взирая на боль, которая должна была
быть жестокой, не теряя присутствия духа, показывает куда-то
рукою, очевидно, отдавая свои последние приказания. Затем он
принужден был покинуть поле битвы, хотя как истинный герой
сделал это крайне неохотно. Но силы ему изменили, князь
Багратион был доставлен на перевязочный пункт, где ему
подали помощь лейб-медик Виллие. В экипаже Багратиона
повезли сначала в Москву, оттуда в деревню. Князь Багратион
страдал жестоко, неудобства пути, тряска, частые остановки,
все это еще усугубляло его печальное состояние. Так прибыл
он в деревню Симы, Владимирской губернии, где промучившись
еще недолго, князь Багратион скончался 12-го сентября.
Впоследствии, когда на Бородинском поле, 12-го сентября 1839
г., воздвигли по воле Императора Николая Павловича памятник,
смертные останки героя были перевезены туда, и там лежит он
с восточной стороны, под чугунной плитой, отлитой из
захваченных у французов орудий, и поэт Жуковский в своем
стихотворении «Бородинская годовщина» следующими строками
почтил память героя:
Здесь он пал Москву спасая,
И, далеко умирая,
Слышал весть: «Москвы уж нет!»
И опять он здесь одет
В гробе дивною бронею,
Бородинскою землею;
И великий в гробе сон
Видит вождь Багратион...
Ранение князя Багратиона имело весьма важное последствие для
хода дел на левом фланге русской армии. Его исключительная
храбрость, железное спокойствие, быстрота сообразительности,
закаленность в битвах, которые были его настоящей стихией в
течение всей жизни, действовали неотразимо на окружающих,
внедряя в их души такое же геройство. С удалешем Багратиона
с поля сражения войска лишились главного вдохновителя, а
французы, между тем, подавляя своей численностью и упорно
добиваясь цели, овладели наконец флешами. Тогда Коновницын,
принявший с отъездом Багратиона начальство над 2-й армией,
отвел ее за Семеновский овраг, где войска устроились в
порядке и снова приготовились встретить неприятеля. Затем по
приказанию Кутузова Коновницына сменил Дохтуров.
6. Сражение при Тарутине, 6-го октября
В то время как Наполеон еще оставался в Москве, но уже
готовился ее покинуть, произошло Тарутинское событие,
доставившее русскому оружию победные лавры. Наша армия
занимала под Тарутиным позицию на левом берегу речки
Чернишни, впадающей в реку Нару. На другой стороне Чернишни
против нас, у Винково, стоял кавалерйский авангард
французской армии с четырьмя пехотными дивизиями, всего в
количестве 25000 человек под общим начальством самого
Мюрата. Стоянка эта дорого обошлась французам: добывание
фуража требовало таких усилий и его так было мало, что они
прозвали свое расположение у Винково «голодным лагерем». А
тут еще над ними стряслась неожиданная беда. В один
прекрасный день генерал Толь, лично убедившись в том, что на
французов весьма легко напасть врасплох, составил план атаки
и доложил о нем Кутузову. Последний сильно колебался, но на
стороне Толя оказались Беннигсен, Багговут, Коновницын, все
горели желанием сразиться с неприятелем, так что
главнокомандующий наконец уступил, отдав сам все последние
распopяжeния. Первоначально атака была назначена на 5-е
октября, но вследствие неполучения в нашем лагере
своевременно повеления о ней, посланного из главной квартиры
Кутузова, находившейся в Леташевке, пришлось перенести атаку
на 6-е октября. Диспозиция была составлена Беннигсеном. На
основании ее русские войска должны были предпринять свое
движение, разделившись на три колонны: правая под
начальством графа Орлова-Денисова, средняя под начальством
Багговута и левая — графа Остермана; в помощь им был
назначенъ еще резерв, состоявший из одного пехотного корпуса
и одного кавалерийского.
Все было предусмотрено и сулило безусловный успех. К вечеру,
6-го октября, войска наши выступили из Тарутинского лагеря с
величайшими предосторожностями, стараясь, чтобы ни один звук
не обнаружил французам совершавшегося у нас движения, и
когда подошли близко к расположению войск Мюрата,
остановились на ночлег в лесу. Рано утром, 6-го октября,
казаки под начальством графа Орлова-Денисова, выйдя из лесу,
с такой стремительностью налетели на неприятеля, что
французы, совершенно не ожидавшие нападения, были рассеяны в
количестве трех полков, оставив нам трофеями 38 орудий.
«Нападение, - говорит военный историк, Богданович, было так
быстро, так неожиданно, что на бивачных огнях найдены
кофейники с горячим кофе и рядом с ними котлы с лошадиною
падалью. Ужас и негодование объяли казаков при виде больших
икон, служивших нечестивцам вместо столов и стульев». В то
же время появился с Тобольским полкок принц Евгений
Виртембергский и Багговут с егерями, но последним не
повезло, так как они попали прямо под выстрелы французской
батареи, причинившей в их рядах большой урон, и здесь был
убит сам храбрый Багговут: ему оторвало голову. Вообще нас
здесь преследовали неудачи. Корпус Багговута напрасно
задержался в лесу, сбиваемый с толку противоречащими
приказаниями, которыя ему посылались, вслъдствие чего он не
поспел во время к месту атаки, как было назначено по
диспозиции.
Та же участь постигла и следовавший за ним корпус графа
Строганова, некоторые полки которого вдобавок потеряли в
потьмах дорогу. Запоздал также и 4-й корпус. Таким образом
передовые части наши, вступившие в дело, и весьма энергично
нападавшие на неприятеля не могли добиться существенного
успеха, не будучи поддержаны во время новыми войсками, а
Мюрат оказывалъ по всей своей линии энергичный отпор.
Последствием этого замедленного движeния явилось то, что
план боя, который в случае удачи мог привести к полнейшему
поражению французов, осуществился иначе, и когда все наши
войска в количестве 46 батальонов сосредоточились согласно
первоначальным указаниям, неприятель уже отступал. Тем не
менее, принц Евгений, имея в своем распоряжении всего лишь
шесть батальонов полков, Тобольского, 4-го и 20-го егерских,
весьма успешно продолжал дело, а затем граф Орлов-Денисов и
Меллер-Закомельский с большим рвением преследовали
французскую кавалерию Латур-Мобура и Баланса. К вечеру дело
окончилось, причем мы захватили 1500 человек пленных, один
штандарт, 38 орудий, 40 зарядных ящиков и кроме того много
повозок. Если французы отделались сравнительно легко, то
этим они обязаны всецело Мюрату, который выказал в этот день
необычайную храбрость и распорядительность и даже был в
первый раз в жизни ранен.
Результатом этого дела наши главные начальствующие лица
остались не особенно довольны, ибо рассчитывали на полное
поражение неприятеля, к чему видели безусловную возможность.
Все же моральное значение Тарутинского дела, даже при том
успехе, который выпал на нашу долю, было для всей армии
весьма велико, так как ободрило ее дух, несколько угнетенный
отступлешем после Бородина, оставлением Москвы в жертву
французам и продолжительной стоянкой в лагере.
Император Александр был извещен о нашей победе через
флигель-адъютанта, полковника Мишо, который представил ему
отбитый штандарт и передал желание войск, что бы Государь
лично принял над ними начальство. Но Александр отклонил
просьбу, сказав Мишо: «пусть пожинает лавры тот, кто более
меня достоин их. Возвратитесь к фельдмаршалу, поздравьте его
с победою и скажите ему, что бы изгнал неприятелей из
России». Затем Император наградил Беннигсена алмазными
знаками ордена Св. Андрея и ста тысячами рублей, а Кутузова
золотой шпагой с алмазами и лавровым венком и кроме того
удостоил его следующим рескриптом: «Победа, одержанная вами
над Мюратом, обрадовала несказанно меня. Я льщу себя
надеждою, что cиe есть начало, долженствующее иметь за собою
еще важнейшие пocледcтвия. Слава России нераздельна с вашей
собственной и с спасением Европы».
Последующий ход событий доказал, насколько надежда не
обманула Императора Александра.
7. Сражение при Полоцке, 7-го октября
Событие, изображенное здесь, снова переносит нас на другой
театр войны, к войскам графа Петра Христиановича
Витгенштейна. В ту пору, когда происходили достопамятные
события в Москве, граф Витгенштейн находился у Полоцка,
уездного города Витебской губернии, который был занят
французским корпусом маршала Сен-Сира. Обе воюющие стороны с
начала августа находились в полном бездействии, но в
совершенно разных положениях, в смысле подготовки к
дальнейшим событиям. В то время, как войска графа
Витгенштейна, находясь в лагере, решительно ни в чем не
терпели недостатка, французы наоборот испытывали большие
лишения. Соседняя Псковская губерния в изобилии снабжала
нашу армию всем необходимым, не говоря уже о щедрых
пожертвованиях на сумму, превышавшую 14 миллионов рублей.
Французы же с таким трудом добывали себе жизненные припасы,
что по свидетельству самого Сен-Сира «Полоцк превратился в
госпиталь». Затруднение это произошло потому, что граф
Витгенштейн развил усиленные партизанские действия, которые
препятствовали французам заниматься фуражировкой. В конце
сентября в лагерь Витгенштейна прибыло исполненное
воинственным духом петербургское ополчение, после чего скоро
открылись наступательные действия против французов.
Дело началось 6-го октября, было чрезвычайно оживленным и
сопровождалось переменным успехом. В один критический момент
едва не был захвачен в плен сам Витгенштейн, очутившийся на
месте схватки под натиском французских эскадронов. Тем не
менее к вечеру успех склонился на нашу сторону, и Сен-Сир
отошел в укрепленный лагерь. В этом бою покрыло себя славою
петербургское ополчение, проявив самое беззаветное мужество.
«Истекая кровью, — говорит историк Отечественной войны
Михайловский-Данилевский,— раненые не хотели оставлять поля
сражения; другие при последнем издыхании кричали дружинам:
«Вперед! Ура!» Ратники не уступали офицерам. Сбросив с себя
полушубки и кафтаны, стрелки выбегали из цепи, устремлялись
на неприятеля, дрались прикладами и топорами. Когда к
дружинам приходило повелъние идти в дело, они, перекрестись,
говорили «Господи благослови!» и беcстрашно шли под град
пуль и картечей».
По истине только война родит героев.
Граф Витгенштейн на другой день, 7-го октября, подготовил
все для успешного нападения на Полоцк, в котором французы
задержались, будучи заняты вывозкою из города большого
количества всяких тяжестей, скопившихся там за четыре
месяца. Под конец дня началась усиленная с обеих сторон
артиллерийская и ружейная канонада, а в два часа ночи наши
войска устремились на приступ города, причем их не могли
удержать никаие препятствия: ни глубокие рвы, ни топкие
места, ни двойные полисады. На приступ пошли, с одной
стороны колонны генералов Властова и Дибича, а с другой —
полковника Ридигера. Они быстро ворвались в слободу, но у
города были задержаны палисадами, за которыми упорно
защищались французы. Всего более трудностей предстояло у
западной заставы, где был деревянный мост, защищенный
рогатками. Одна из дружин ополчения, статского советника
Николева, первая подошла к мосту. Охотники бросились в овраг
и перешли реку Полоту в брод, овладели мостом и рогатками и,
пролагая себе путь штыками и топорами, ворвались в Полоцк, —
момент, как раз изображенный на воспроизводимой картине. Еще
до рассвета вошел туда же Витгенштейн с остальными войсками;
Сен-Сир поспешно отступал; к сожалению, французам удалось
сжечь все мосты на Двине, что задержало наше преследование и
дало возможность Сен-Сиру отойти на дороги, ведущие к
Смоленску, и продолжать выполнять возложенную на него задачу
прикрывать путь отступления французской армии к Березине. Но
город был освобожден от врагов, которые оставили
возмутительные следы своего пребывания, совершенно такого же
характера, как и в Москве. Полоцкий собор был разгромлен и
осквернен, все в нем оказалось разбитым, опрокинутым и
разграбленным. Другие церкви подверглись той же участи,
будучи превращены в магазины и конюшни. Французы и здесь
остались верны себе, давая почувствовать жителям страны, что
война ужасна не только своими сражениями, потоками крови,
стонами и проклятиями раненых и умирающих, но не в меньшей
степени она ужасна еще тем беспощадным зверским произволом,
который позволяют себе чинить временные победители, не
признающее ничего святого и попирающие с беспримерной
наглостью законы Божеские и человеческие.
8. Сражение при Мало-Ярославце, 12-го октября
Мало-Ярославец — уездный город Калужской губернии, отстоящий
от Москвы на 118 верст. Сражение, здесь разыгравшееся,
оказало громадное влияние на весь дальнейший ход кампании, и
если бы обстоятельства не сложились столь исключительно
благоприятно для нас, весьма возможно, что отступление
французской армии произошло бы в полном порядке и Наполеону
удалось бы увести из России весьма значительные силы.
Великая справедливость судьбы обнаружилась здесь, не
допустив торжествовать того, кто столько лет железною пятою
попирал всю Европу.
Наполеон, покинув Москву, имел намерение двигаться по такой
местности, где легко можно было обеспечить армию
продовольствием, и стремился всеми силами избегнуть
Смоленской дороги, по которой он пришел в Москву, ибо там
ничего нельзя было раздобыть из провианта. С этой целью он и
избрал направление через Мало-Ярославец на Калугу, где
находились большие склады провианта, предприняв искусное
фланговое движение, чтобы обмануть бдительность Кутузова,
стоявшего с армией в Тарутинском лагере. Но мы недолго
оставались в неизвестности относительно направления, которое
берет французская apмия. Еще 7-го октября генерал Дорохов,
стоявший близь пути следования неприятеля, обнаружил его
авангард в количестве до 10000 человек с артиллерией, тотчас
же известил об этом Кутузова, и главнокомандующий сначала
подкрепил Дорохова двумя егерскими полками, а затем послал к
нему на помощь генерала Дохтурова, снабдив последнего
достаточными силами и прикомандировав к нему генерала
Ермолова. К Дохтурову же присоединились партизанские отряды
Сеславина и Фигнера, и это последнее обстоятельство сыграло
в грядущем событии особо счастливую роль.
Сеславин, укрывшись со своим отрядом в лесу, наблюдал ночью
прохождение французских войск в большом числе и наконец
обнаружил самого Наполеона со всей его свитой. Захватив в
плен нескольких отсталых гвардейцев, он добился того, что
один из них сообщил о движении французской армии к
Мало-Ярославцу. Узнав такую важную новость, Сеславин сейчас
же понесся к Дохтурову и успел предупредить занятие города,
которое тот собирался произвести с рассветом, не предполагая
встретить перед собою значительные неприятельские силы.
Результат мог бы выйти очень печальным, ибо если бы Дохтуров
понес поражение, французы беспрепятственно заняли бы
Мало-Ярославец, и мы не могли бы помешать им достичь Калуги.
К счастью этого не случилось исключительно вследствие
расторопности и мужества партизана Сеславина.
Произошло это рано утром, 11-го октября. Дохтуров немедленно
уведомил Кутузова о движении Наполеона, а сам со всеми
вверенными ему войсками поспешил к Мало-Ярославцу и на
рассвете, 12-го, расположился по обе стороны калужской
дороги, преградив путь дальнейшему следованию французов,
которые к этому времени уже заняли город, правда, сначала
незначительными силами, так как Наполеон, двигаясь из
Боровска, все время ожидал нападения на свой левый фланг и
потому приказал головным частям своих войск быть на готове
отойти от Мало-Ярославца обратно при первой же тревоге. Во
исполнение такого плана маршал Дельзон, бывший со своей
дивизией в составе корпуса вице-короля, прибыв к
Мало-Ярославцу 11-го октября, ввел в город два баталиона,
всю же остальную свою дивизию расположил вне городской
черты, на левом берегу реки Лужи. 12-го октября рано утром,
когда было еще совсем темно, Дохтуров отправил егерей, с
целью выбить французов из города. Таким образом началось
знаменитое сражение, которое в первые часы дня
сопровождалось, как и впоследствии, переменным успехом и чем
дальше, тем становилось упорнее. Вице-король, решив, что со
стороны Кутузова не грозит никакой опасности, ввел в дело
остальные свои дивизии: Брусье, Пино и гвардейскую, но пока
они прибыли, наступило 11 часов утра, город за это время
переходил пять раз из рук в руки, и во время одной из
ожесточенных схваток был убит Дельзон. С момента вступления
в дело дивизии Брусье на улицах города возгорелся особенно
упорный бой. В полдень прибыл к Мало-Ярославцу сам Наполеон.
Положение Дохтурова становилось критическим, но постепенно
начала подходить вся русская армия из Тарутина, под
начальством Кутузова, который очень спешил, чтобы преградить
Наполеону путь в Калугу. Вся наша армия построилась за
городом, на Калужской дороге, и тогда начался новый фазис
сражения, базою которого служил злополучный Мало-Ярославец,
весь пылавший, то и дело переходивший из рук в руки. С нашей
стороны употребляли неимоверные усилия, чтобы выбить
неприятеля из города, но французы оказывали самое геройское
сопротивление. Артиллерия гремела с обеих сторон; град
неприятельских снарядов, перелетавших через город, сыпался
на наши войска; сам Кутузов подвергся в тот день смертельной
опасности, но ни за что не соглашался покинуть опасное
место, желая своими глазами убедиться в намерениях
Наполеона.
Так дело шло до самого вечера и не кончилось даже с
наступлешем темноты, когда по приказанию Кутузова в город
бросился со свежими войсками Коновницын, и среди обгорелых
стен, озаряемые блеском пожара, в улицах, наполненных
убитыми и ранеными, русские и французы продолжали свое
геройское соперничество, окончившееся лишь в 11-м часу
вечера, причем часть города осталась за нами, часть за
французами, а с той и с другой его стороны находились вполне
свежие войска, готовые на другой день снова вступить в
кровопролитный бой. Но этого не случилось, так как после
нескольких дней колебания и размышлений Наполеон отступил, и
таким образом результаты сражения оказались чрезвычайно
важными: оно остановило движение Наполеона к Калуге с ее
многочисленными запасами и вообще лишило его возможности
направиться дальше теми губерниями, которые, находясь в
стороне от главного театра войны, были в состоянии
обеспечить французскую армию всем необходимым для ее
пропитания.
9. Сражение при Вязьме 22-го октября
Каким-то страшным кошмаром веет от этой картины, и жуткое
чувство встает со дна души, когда начинаешь отдавать себе
отчет, насколько должна быть ужасна война в своей реальной
действительности. Вот стоял себе тихий город Вязьма, и
многочисленные кресты его церквей мирно поднимались к небу,
тишина господствовала кругом, каждый занимался своим
скромным делом, как вдруг в единый миг все перевернулось
вверх дном, и кровавый ужас стихийным ураганом пронесся по
улицам сонного города. Вглядитесь в картину: горят здания
одно за другим, языки пламени взвиваются кверху, тучи дыма
несутся над городом, застилая небо, а в улицах... в улицах
происходит смертоносная толчея... В правом углу настоящий
хаос провиантских фур, телег, нагруженных разным добром,
лошадей, погонщиков, все смешалось в неописуемом беспорядке;
посредине идет ожесточенная схватка между русскими и
французами, раскинулись кругом убитые и раненые; налево
густыми сомкнутыми рядами наступают русские войска, вперед,
все вперед против французов, плотной массой виднеющихся в
глубине, в улице. Смерть царит повсюду...
Весьма горячее дело это разыгралось между войсками
вице-короля Итальянского Евгения, Даву, Нея и нашими под
начальством Милорадовича и Платова. Нужно заметить, что
казаки Платова в продолжение отступления французской армии
играли крайне важную роль, так как, двигаясь, все время
непосредственно за неприятелем, они ни на одну минуту не
оставляли его в покое. Численный перевес при Вязьме был на
стороне французов: в их рядах считалось до 38-ми тысяч
человек, в наших же — 25 тысяч, и тем не менее воодушевление
руских войск было настолько велико, что они одержали над
нeпpиятeлeм победу. Положение было такое: 21-го октября в
Вязьму прибыл корпус Нея, а в находившееся в 12-ти верстах
от города с. Федоровское - корпус вице-короля, туда же
подходил из Царева-Займища и маршал Даву, за которым шел
Платов. Милорадович стоял в Спасском, к югу от большой
московской дороги. В тот же день генерал-адъютанты
Васильчиков и Корф, командовавние кавалерией, приблизились к
большой дороге и обнаружив с колокольни сельской церкви
совершавшееся в большом беспорядке передвижение французской
армии, тотчас же предложили Милорадовичу атаковать ее, на
что последий с величайшим удовольствием согласился. Было еще
совершенно темно, когда оба кавалерийских корпуса,
Васильчикова и Корфа, 22-го октября, покинули Спасское,
направившись к московской дороге, где вице-король уже
подошел к Вязьме, а Даву достиг Федоровского, следуя с
огромным количеством обозов. Русская пехота двинулась
непосредственно за кавалерией. Атака началась с того, что
два наших полка, Ахтырский гусарский и Киевский драгунский,
под командою полковника Эммануэля, ворвались в промежуток
между задними колоннами вице-короля и передовыми Даву и в
завязавшейся оживленной схватке одержали верх, рассеяв целую
неприятельскую бригаду. Положение маршала Даву сделалось
весьма критическим, ибо он рисковал быть совершенно
отрезанным от Вязьмы, и это не произошло только потому, что,
во-первых, наша пехота не успела подойти во время, а
во-вторых, вице-король и Понятовский, узнав о
затруднительном положении маршала, выступили из Вязьмы к
нему на помощь.
Тем не менее успех французов был весьма мимолетным, наши
войска успели собраться, вице-король былъ отражен, а Даву,
вынужденный бросить обозы, кое-как стороною пробрался к
Вязьме, сойдя с большой дороги. Вязьма наполнилась
неприятелями. С нашей стороны было решено теснить французов
сколь возможно упорнее, и во исполнение этого намерения все
войска Милорадовича двинулись прямо на Вязьму. Французы
заняли позицию перед городом, намереваясь дать отпор.
Началась жестокая с обеих сторон перестрелка, длившаяся до
тех пор, пока Милорадович не построил свои войска и не
кинулся в атаку. Сомкнутыми колоннами, при бое барабанов, с
распущенными знаменами полки Милорадовича ворвались в
Вязьму, и на улицах города возгорелся ожесточенный бой, тем
более упорный, что французы дорого продавали каждый свой
шаг, укрываясь в домах, амбарах, церквах, за каменными
заборами, отстреливаясь до тех пор, пока хватало зарядов;
тем не менее ничто не могло остановить мужества русской
армии, и к семи часам вечера Вязьма была очищена от
неприятеля, французы вынуждены были весьма поспешно
отступить, потеряв около четырех тысяч убитыми и ранеными,
около трех тысяч взятых в плен и лишившись кроме того одного
знамени и трех орудий. С нашей стороны урон простирался до
1.800 человек.
Событие при Вязьме стоит в ряду очень важных в эпопее
великой борьбы. Москва — Мало-Ярославец — это был первый
этап отступления французской армии, и, начав его с надеждою
на успех, Наполеон закончил его в большом смятении духа,
вынужденный повернуть от Мало-Ярославца на смоленскую
дорогу, что не входило в первоначальный план. Мало-Ярославец
— Вязьма — второй этап, и бедствия все разростаются, грозные
тучи все более зловещими скопляются над головой французской
армии. И разгром, учиненный нашими войсками при Вязьме,
оказал на нее громадное моральное действие, наведя панику.
Кутузова сильно упрекали за то, что он тогда не
воспользовался столь благоприятными обстоятельствами и не
дал французам генеральнаго сражения. По крайней мере
Коновницын и Толь, да и другие его сподвижники, усиленно на
этом настаивали. Но мы можемъ теперь, спустя сто лет вполне
беспристрастно взирая на все эти потрясающие события, лишь
восхвалить образ действий, состарившегося в бесчисленных
боях вождя, который, прозорливым оком предвидя, что «все это
развалится и без него», по собственному выражению, не
находил поэтому необходимым проливать драгоценную русскую
кровь. В самом деле не все ли равно, от чего было таять
французской армии, от голода, болезней, холода, от всех
своих, так сказать, внутренних язв, таившихся в ее
чудовищной деморализации, разъедавшей громадный организм,
подобно злокачественному лишаю, или от пуль, штыков и сабель
русских войск?
10. Сражение под Красным 5-го ноября
Наполеон, выступив из Смоленска 2-го ноября, 3-го прибыл в
Красный. Здесь узнав, что Кутузов находится от него в
расстоянии одного перехода, Наполеон решил остаться в
Красном, выжидая, когда подойдут из Смоленска корпуса Даву и
Нея. Первый должен был соединиться с императором 5-го
ноября, второй 6-го. Но на пути их следования стоял
Милорадович с тремя корпусами: князя Долгорукова,
Меллер-Закомельского и Раевского. Князь Кутузов,
остановившись в пяти верстах от Красного, к югу от
смоленской дороги, решил атаковать неприятеля и составил
план, обойдя Красный, зайти французам в тыл и тем отрезать
им дальнейшее движение на Оршу. Во исполнение этого плана
фельдмаршал разделил армию на две неравные части. Первую,
большую, под начальством Тормасова направил в обход с целью
занять Доброе, первое селение, лежащее на пути следования
Наполеона из Красного в Оршу. Вторая, меньшая часть, под
начальством князя Голицына двинулась прямо к Красному через
деревню Уварово.
Между тем к Наполеону вернулась вся его былая энергия и, не
смотря на огромное расстройство в рядах французской армии,
он снова захотел попытать счастья, которое так ужасно
изменило ему с самого начала отступления из Москвы, хотя для
того, чтобы вновь склонить на свою сторону это счастье,
император мог уверенно положиться только на свою гвардию,
еще сохранившую порядок. И Наполеон решился. Рано утром,
5-го ноября, сказав будто бы: «довольно мне разыгрывать
императора, пора снова стать генералом», — он прибыл к своим
войскам, находившимся впереди Красного в виду деревни
Уварово. По осмотре нашей позиции, Наполеон приказал
атаковать деревню, в которой стоял Черниговский полк.
Началось горячее дело. Между нами и французами пролегал
овраг речки Лосьмины, и на правом возвышенном его берегу
князь Голицын расположил артиллерию с таким рассчетом, что
бы она могла действовать и против войск Наполеона, стоявших
на левом берегу Лосьмины, и против корпуса маршала Даву, как
только он покажется на большой смоленской дороге. С обеих
сторон тотчас же завязалась перестрелка, причем результаты
ее были по свидетельству сержанта Бургоня, оставившего
интересные записки об отступлении великой армии, весьма
плачевны для французов. Последние хотя и отвечали энергично
на выстрелы с нашей стороны, но во-первых, имели мало
орудий, а во-вторых, часть их скоро по открытии перестрелки
была сбита. Наш же огонь причинил в рядах французов,
геройски его встречавших, большие опустошения. Тем не менее
князь Голицын не мог предпринять решительного наступления,
так как его силы в сравнении с силами Наполеона были слабее,
и он, ограничиваясь канонадой, выжидал, пока Милорадович
поддержит его с правой стороны. Тот как раз был занят
преследовашем корпуса Даву, спешившего из Смоленска на
соединение с Наполеоном. Милорадович сперва открыл по нем
огонь из своих орудий, а потом, пропустив мимо
неприятельский корпус, двинулся следом, непрерывно поражая
его в тыл и отбив одно знамя, 13 орудий и 1000 человек
пленных. Когда князь Голицын увидел, что его правому крылу
не грозит никакой опасности, он решил переправиться на
другую сторону Лосьмины; не смотря на противодействие
Наполеона, который обратил в наступление против нас
гвардейский волтижорный полк.
Первая атака на этот полк, произведенная Новгородскими и
Малороссийскими кирасирами, была отбита. Тогда подоспели
наши орудия, начались залпы картечью, последняя расстроила
неприятельские ряды, князь Шаховской с двумя полками пехоты
бросился на них в штыки, а следом за ним влетели кирасиры, и
весь волтижорный полк был почти совершенно уничтожен; по
свидетельству Бургоня, очевидца этого сражения, от него
уцелело только одиннадцать человек. Разгром этого полка имел
чрезвычайно важные последствия, ибо остальные полки,
двинувшиеся было на помощь, остановились, а затем Наполеон
дал приказ отступать. Он увидел невозможность сломить
русских: первая часть задачи была достигнута: корпус Даву,
хотя и чрезвычайно сильно расстроенный, с ним соединился;
надо было подождать Нея; но в это время Наполеону донесли об
обходном движении русских с целью занять Доброе, и после
горького раздумья, увидев себя вынужденным пожертвовать
Неем, Наполеон оставив Даву в Красном для обеспечения
отступления, быстро двинулся далее, прошел Доброе и
благополучно достиг Ляд. Между тем Милорадович и князь
Голицын преследовали нeпpиятeля по пятам, совершенно выбив
его из Красного, захватив множество пленных, большое число
орудий и огромный обоз маршала Даву, в котором между прочим
был найден его жезл. Что же касается до действий Тормасова,
то они не были выполнены по первоначальному плану, потому
что Кутузов, когда Тормасов уже начал свое обходное
движение, послал ему приказание остановиться.
Сделал он это потому, что узнал о присутствии в Красном
самого Наполеона. Это не было известно раньше, когда Кутузов
составлял план обходного движения и не имел настоящего
представления о том, в каком положении находится
неприятельская армия, т. е. какова ея способность к
сопротивлению. Силы французов несомненно были нами
переоценены; план Кутузова был настолько хорош, что при
точном его выполнении Наполеон мог бы быть совершенно
разбит. Но лев хотя и раненый способен еще наносить своему
противнику ужасные удары. Кутузов это сознавал и оправдал
свои действия, сказав: «за десятерых французов не отдам я
одного русского. Неприятели скоро все пропадут, а если мы
потеряем много людей, то с чем придем на границу?» Таким
образом Тормасов, после нескольких часов остановки
возобновивши свое движение вперед, пришел в Доброе, когда
Наполеон и остатки корпуса Даву уже миновали это селение;
тем не менее Тормасов одержал победу над французским
appиepгардом, который защищался отчаянно, но под конец
вынужден был положить оружие. Так кончился этот памятный
день в истории Отечественной войны, сильно ослабивший и без
того в конец расстроенные силы Великой армии.
11. Сражение при Лосьмине 6-го ноября
Дело это явилось финалом трагедии, постигшей Великую армию
под Красным. Наполеон, после неудачного сопротивления
русской армии 5-го ноября, ушел к Орше, покинув на произвол
судьбы маршала Нея. Последний со своим корпусом выступил из
Смоленска в ночь на 5-е ноября, предварительно поджегши
город и взорвав множество мин, заложенных в разных местах.
Оглушительные взрывы и зарево пожара, треск и шипение
пламени сопровождали это выступление неприятеля из
злополучного Смоленска, вторично пережившего ужасные дни,
явившиеся повторешем 5-го августа, когда Наполеон
бомбардировал город.
Оставив Смоленск, имея в своем распоряжении 8.000 пехоты,
300 кавалеристов и 12 орудий, Ней пошел к Красному,
навстречу неведомым опасностям. Он ничего не знал о том, что
его ожидает, а между тем с нашей стороны все было готово для
того, чтобы раздавить неприятельский корпус. Милорадович
стал перед Красным, фронтом к Смоленску, по обе стороны
большой дороги, вдоль течения речки Лосьмины, впадающей в
Днепр около селения Сырокоренье, а для того, что бы Ней не
мог, сойдя с дороги, броситься влево или вправо и спастись,
обойдя русскую армию, отправили со стороны нашего праваго
крыла значительный отряд кавалерии, а к Сырокоренью послали
казаков. Последнее место особенно заботило Кутузова;
предвидя, что Ней скорее всего может ускользнуть от нас,
направившись к Днепру, Кутузов 6-го ноября писал
Милорадовичу и князю Голицыну, наказывая обоим, что бы они
имели за названной местностью особенно тщательное
наблюдение.
День 6-го ноября наступил, войска наши приготовились
встретить неприятеля. Погода стояла пасмурная, густые тучи
обложили все небо и висел такой плотный туман, что все
очертания предметов сливались и в двух шагах ничего нельзя
было разобрать. В такой обстановке Ней медленно, ничего не
подозревая, подвигался по дороге, передовые колонны его уже
спустились в Лосьминский овраг, ничего не видя за туманом,
как вдруг среди этого мрака, нарушая до того царившее
безмолвие, грянул залп русских орудий, и град картечи
посыпался на ошеломленных французов. Было это в четвертом
часу дня. Мгновенно разгорелось жаркое дело. Находившийся на
нашем правом крыле, Паскевич бросился на французов в штыки,
а подоспевшие гвардейские уланы окончательно разсеяли
неприятеля. На левом фланге французам также пришлось плохо.
Милорадович, подъехав к Павловскому гренадерскому полку и
указывая на неприятеля, воодушевил гренадер словами: «дарю
вам эти колонны!» В результате французы и здесь были
опрокинуты. Казалось бы, оставалось только сдаться или уйти,
потому что превосходство наших сил над французскими было
слишком очевидно.
Но не таков был маршал Ней. Этот железный человек
представлялся точно сотканным из отваги и безпримерного
мужества, которое не желало считаться ни с какими
препятствиями. Построив снова в ряды всех своих оставшихся в
живых солдат, Ней пошел прямо на нас. Это было грандиозно:
кучка французов, в которой каждый действовал за десятерых, —
против огромных сил русской армии. - Они ничего не видели
перед собою, кроме призрака дорогой родины, носившегося у
них перед глазами и окрылявшего их на безпримерный подвиг,
они шли вперед, смертоносный град картечи сыпался на них,
выхватывая десятки, сотни из рядов, а они, смыкаясь, все шли
вперед... Милорадович послал парламентера, мaйopa
Рененкампфа, с предложешем сдаться. В самомъ деле, пора было
прекратить это безполезное сопротивление. Но Ней и здесь
остался верен себе. Герои не сдаются! В то же время он не
желал отпускать парламентера обратно, ибо тот открыл бы
Милорадовичу, в каком состоянии находится отряд Нея, что
вовсе не входило в рассчеты маршала. Случай помог ему. Во
время переговоров несколько снарядов с нашей стороны влетело
во французкие ряды. Между тем обычай требует, чтобы в
продолжении переговоров военные действия прекращались. Ней
воспользовался этим и задержал парламентера. Но что было
делать дальше? Пробиться к Красному не представлялось
никакой возможности. Русские стояли повсюду.
Наступил вечер, и спасительная темнота одела собою
окрестность. Тогда Ней, задумав по крайней мере спастись
самому и спасти остатки своего корпуса, решился на отчаянный
шаг: он бросился вправо от дороги, бросился наугад,
рассчитывая пробраться к Днепру. Это было чрезвычайно трудно
и опасно, но увенчалось успехом; наши отряды не поспели к
Сырокоренью, как хотел того Кутузов, и ночью с 6-го на 7-е
ноября Ней с величайшими затруднениями перебрался все-таки
на другой берег Днепра. Но здесь его настигли казаки
Платова. Началось отчаянное бегство, в котором все время
приходилось обороняться от лихих казачьих набегов. Это была
печальная драма. Никакое мужество французов, ни беспримерная
храбрость самого Нея не могли ничего сделать, его отряд все
таял и таял, пока наконец всего с несколькими человеками
маршалу Нею не удалось добраться до Орши, где он соединился
с главной квартирой Наполеона, к великой радости императора,
считавшего своего доблестного сподвижника погибшим.
Так кончилось последнее Красненское дело, донося о котором
Кутузову, Милорадович, между прочим, писал так: «cиe дело
решило, что русская пехота первая в свете». Обшее число
трофеев за четыре дня боев, 3-го, 4-го, 5-го и 6-го ноября
выразилось в 26.000 пленных, 116 орудиях и огромных обозах.
Сколько же неприятелей полегло на поле битвы, этого
невозможно было сосчитать. Император Александр щедро
наградил главных руководителей дел под Красным: Кутузов
получил прозвание Смоленского, Милорадович орден св. Георгия
2-й степени, а Платов - графское достоинство.
12. Переправа через Березину, 16-го ноября
В продолжении всего отступления Великой армии не было
трагедии более мрачной, чем разыгравшаяся на Березине.
Наполеон спешил из последних сил, направляясь к городу
Борисову, лежащему у Березины. Здесь ему угрожала опасность
быть совершенно разбитым, потому что на него со всех сторон
двигались русские войска: с юга подошла армия Чичагова, так
называемая Дунайская, с севера спешил граф Витгенштейн, с
тыла, все время тревожа французов внезапными нападениями,
шел Платов с казаками, дальше по той же дороге из Орши
двигались главные силы под начальством Кутузова, который
впрочем остановился в Копысе, желая дать роздых солдатам,
утомленным безпрерывными маршами, а в догонку за Наполеоном
отрядил Милорадовича; последний, имея в своем авангарде
Ермолова, следовал неотступно по пятам французской армии,
употребляя неимоверные усилия, чтобы ее догнать, до такой
степени быстро уходил вперед неприятель. Но хорошо
рассчитанный план с нашей стороны не удался в силу различных
причин, среди которых видное место занимает то соображение,
что в действиях адмирала Чичагова, раньше всех пришедшего к
Борисову и его занявшего, не было достаточного
стратегического рассчета, должной энергии и осведомленности.
Оставаясь на правом берегу Березины и выставив в самом
Борисове авангард, Чичагов допустил маршала Удино занять
Борисов и тем открыть главным силам армии Наполеона
свободный проход к Березине, что и произошло 13-го ноября. В
тот же день утром Чичагов ушел от Борисова к югу, полагая,
что Наполеон в этом же направлении будет искать места для
переправы через реку. Вышло же как раз наоборот: место было
найдено выше Борисова, у Студянки, где в ночь с 13-го на
14-е ноября и приступили к сооружению мостов, что
представляло неимоверные трудности. Морозы хотя и стояли
значительные, но лед на реке еще не установился; по ней
плавали льдины, которые, не будучи настолько прочными, чтобы
выдержать тяжесть людей и лошадей, лишь затрудняли постройку
мостов. Материала для сооружения последних было мало. И
пришлось устраивать мосты на козлах, а для того забивать в
дно реки сваи, располагая ограниченным количеством
инструментов; это была мучительная работа, которую солдаты
выполняли с таким мужеством и самообладашем, что уже после
полудня, 14-го ноября, был готов первый мост, и началась
тотчас же переправа, а через несколько часов окончили второй
мост, на разстоянии 200 саженей от первого и предназначенный
специально для перевозки тяжестей. Все это происходило в
присутствии самого Наполеона и сначала шло вполне
благополучно. Но затем события круто изменились. Началось с
того, что большой мост ломался два раза, приходилось его
чинить, что требовало много времени, а между тем войска и
обозы все прибывали и, не сдерживаемые дисциплиною,
сталкивались у мостов в невообразимую кашу. Весь следующий
день, 15-го ноября, продолжалась переправа, большой мост
опять сломался, снова приступили к его починке, а на берегу
происходило настоящее Вавилонское столпотворение,
приблизительное понятие о котором дает воспроизводимая
картина, относящаяся к тому моменту, когда 16-го ноября
русские войска Чаплица на правом берегу Березины и
Витгенштейна на левом, — атаковали французов.
Накануне около Старого Борисова было у Витгенштейна горячее
дело с дивизией Партуно, окончившееся совершенным поражешем
последнего. Рано утром, 16-го ноября, русский авангард под
начальством Властова подошел к Студянке, где Наполеон для
обеспечения переправы поставил корпус маршала Виктора.
Завязалось дело: 12 наших орудий, поставленных на
возвышенность, открыли огонь по переправе, вызвавших на
мостах ужаснейшую панику. «Безоружные и нестроевые, -
разсказывает Михайловский-Данилевский в своем описании
Отечественной войны, - большими кучами кидались на мосты.
Исчезло различие в чинах и званиях; никто не внимал голосу
начальников; каждый торопился добраться до противоположного
берега, сбивал других в воду, и как мог, открывал себе
дорогу по грудам тел. Здоровые, раненые и больные были
раздавляемы колесами и конскими копытами; зарядные ящики,
взорванные гранатами, взлетали на воздух; лошади, с
опрокинутыми передками орудий и повозок, ржали, становились
на дыбы, и не находя нигде прохода, спирались, другие,
столкнутые с моста, падали с людьми в реку. Вопли заглушаемы
были жужжашем русских ядер, треском лопавшихся бомб и
перекатами пальбы, гремевшей на обеих сторонах Березины».
Это была картина, трагический кошмар которой невозможно себе
представить. Дело переправы несколько облегчилось, после
того как Виктору, поддержанному артиллерией с
противоположного берега, удалось оттеснить Властова. Но это
был кратковременный успех. Подоспел корпусъ Берга и принудил
Виктора отступить к самым мостам, где французский маршал
продолжал мужественно обороняться до самого вечера, будучи
под конец ранен. На другой день закончилась трагедия у
Березины, стоившая французам не менее 25.000 вооруженных
людей, а сколько погибло безоружных — сказать точно
невозможно.
Но сколь ни велики были потери французов при Березине,
общественное мнение всей России не считало себя
удовлетворенным. При Березине был упущен момент: можно было
не только совершенно разгромить неприятеля, но и, что
особенно льстило бы национальному чувству, захватить в плен
Наполеона. Все было заранее расчитано, подготовлено, и тем
не менее Наполеон ускользнул. Естественно, общественное
мнение стало искать, на кого бы сложить вину за неудачу
наших операций при Березине, и в свое время главным
виновником считали адмирала Чичагова, действия которого
признавались недостаточно энергичными. Любопытно отметить,
что сам Чичагов был настолько потрясен нравственно таким
отношением к нему современников, что в 1815 году выехал из
России и впоследствии даже принял английское подданство. Но
конечно вина за неуспех дела при Березине ложится не только
на него одного; тут было множество причин более сложных, из
которых можно назвать: несвязанность в действияхъ отдельных
начальников, плохую постановку разведочной службы,
недостаточно быстрое преследование неприятеля и вследствие
этого частую потерю его из виду и наконец, даже некоторое
промедление самого Кутузова.